Арсений Трофим в ужасно интеллектуальном подкасте

Она: Бесславные кинокритики приветствуют вас, дорогие слушатели, и нашего гостя, Арсения Трофима.

А.Трофим: Хочу сразу заметить, что Трофим не склоняется.

Он: Арсений Трофим – мужчина.

Она: А не двое мужчин.

Он: Мы представляем Арсения Трофима. Это музыкант, который непосредственно связан с кино. Мы представим его в стиле представления жениха в программе «Давай поженимся». Арсений, 24 года.

Она: Музыкант, писатель, истинный эстет и философ, единственный в России тапёр.

Он: Автор и исполнитель импрессионистической музыки, сопровождающей немое кино.

Она: Музыкант, пишущий музыку в разных стилях.

Он: Страстный поклонник брюнеток, блинчиков с бананом и шоколадом.

Она: Из напитков предпочитает чилийское вино и не признает пиво.

Он: Последний на планете алхимик. Итак, Арсений, все ждали ответа на этот вопрос. Как дела?

А.Трофим: Очень жарко.

Она: Скажи, пожалуйста, ты сейчас учишься, работаешь? Чем занимаешься?

А.Трофим: Я учусь в университете кино и телевидения в Петербурге, также занимаюсь музыкой. Я «профессионально занимаюсь искусством». Люди любят такое выражение.

Он: Арсений, ты тапёр. Это твое приоритетное занятие в жизни, правильно?

А.Трофим: Композитор-тапёр. Тапёры вымерли в 31-ом году.

Он: Здорово, все мамонты вымерли, и есть один тапёр, который гнет свою линию.

А.Трофим: Да, есть такое. Я встречал бородатых парней. Они тоже тапёры. В других государствах много тапёров.

Она: То есть, ты не единственный в России тапёр?

А.Трофим: В России таких активных нет. Просто никому это неинтересно, наверное.

Она: Когда ты впервые сел за пианино?

А.Трофим: В 7. На самом деле, в 6. В 7 официально, а в 6 я просто пиликал. У брата курсы по фортепиано начались намного раньше, он старше меня. Я любил просто так нажимать на клавиши, не осознавая того, что я делаю.

Она: Ты залезал в пианино, когда брат играл?

А.Трофим: Снимал ли я верхнюю и нижнюю деку?

Она: В пианино в детстве можно залезть.

А.Трофим: Нет, но меня учительница Нина Петровна всё время ругала меня за мое активное поведение и говорила, что посадит меня надолго в нижнюю деку, если я буду плохо себя вести. Я верил, что помещусь туда, поэтому мне было очень страшно.

Он: Расскажи о своей музыкальной карьере. Как ты пришел к тому, что озвучивание кино стало для тебя столь интересным занятием?

Она: Как ты превратился в чудесного тапёра?

А.Трофим: Всё началось в далеком 1986. Мои родители, будучи одаренными геологами, переехали на Крайний Север из удовольствия и интереса. Там я и появился. Буквально через 7 лет я сел за свое собственное фортепиано.

Он: Какой марки было это фортепиано?

А.Трофим: Тверца. Это обычное русское фортепиано для обычных русских парней. На этой Тверце я начал писать музыку в 7-8 лет. Писать неосознанно, интуитивно, нажимая клавишу за клавишей.

Он: То есть, сольфеджио у тебя еще не было в голове, поэтому ты не фиксировал их?

А.Трофим: Нет, я не мог.

Она: А тебе нравилось сольфеджио?

А.Трофим: Нет, меня тошнило от него, потому что я до конца не понимал некоторые вещи. Первые лет 5-6 обучения мне было интересно там, где я что-то мог сделать. Там, где заставляли что-то делать и идти по чьим-то стопам, то есть учиться, мне было скучновато и хотелось убежать и поиграть в футбол.

Она: Арсений, а кто такой тапёр?

А.Трофим: Тапёр – человек по фильмам, который мог сопровождать такие увеселительного рода мероприятия, типа балов, встреч – хорошо образованный человек, который знал много мелодий, мотивов, вальсов своей эпохи. Тапёр – прислуга. В рассказе у Чехова есть тапёр.

Она: У Пескова тоже есть.

А.Трофим: Да. У Пескова что-то есть. Там отчетливо понятно, кто он. Потом этим же словом стали называть людей, которые работали в кинотеатрах и озвучивали немое кино, создавали музыкальное оформление. Это была распространенная работа, потому что кино шагало огромными семимильными шагами по всем странам, исключая Японию (они долго выходили из театра). Все европейские и американские страны обзавелись тапёрами. В России был замечательный Шостакович.

Он: Он тоже был тапёром?

А.Трофим: Он тоже подрабатывал тапёром. Это прекрасный пианист. Ему не составляло труда импровизировать. Такие люди, как Шостакович и другие композиторы – хорошие импровизаторы. Ему было легко смотреть на экран и тут же создавать обои.

Она: А ты импровизируешь или готовишься?

А.Трофим: И готовлюсь, и импровизирую.

Он: У меня появилась мысль о том, что Дмитрий Пучков – Гоблин – современный тапёр.

А.Трофим: А кто такой Пучков?

Он: В переводе Гоблина. Он вербальный тапёр. Доведи до конца свои музыкальные восхождения в карьере. Ты сказал, что ты учился в музыкальной школе.

А.Трофим: Начал я больше углубляться в музыку, не придавая этому серьезное значение. Мне просто не хватало опыта и желания. Я не мыслил так глубоко и широко. Я не знал, кем я хотел быть. Лет в 17, после удач на фестивалях и конкурсах, я понял, что музыка мне интересна. Это единственное, кроме литературы, что было мне интересно. В музыкальном училище в Архангельске я получил профессиональное образование, потом переехал в Петербург. Тут-то меня придавило большим количеством информации, людей, новых знакомств. У меня была эйфория большого города. Вокруг было большое количество гениев. Многие люди, попав в такую ситуацию, становятся интровертами. Для меня, наоборот, это было подпиткой, пинком под зад. Смотри: ты сидишь, прохлаждаешься, играешь в Доктора Марио, а люди создают симфонии. У нас был очень хороший педагог на первом и втором курсе Юрий Еременко. Он хорошо дал нам материал, и я понял, что немое кино – первый пласт кино. В 20-х годах он был развит настолько сильно, что в разных странах мира у разных режиссеров рождались абсолютные шедевры. Это наше наследие, классика. Оно такое же гениальное как Феллини, Финчер и другие. Появлялись абсолютные шедевры. Они так же сильно действуют на нас, как и новое кино. Еще я заметил, что многое кино без музыки. Я подумал, не это ли поле для эксперимента для современного молодого композитора, приехавшего с крайнего Севера. Я начал анализировать, изучать все фестивали, которые были, спрашивал людей, которые пытались что-то делать в этом направлении. Многие говорили, чтобы я не брался за это, потому что многие известные люди пытались заниматься этим с помощью Американского консульства, это никому не прижилось, потому что это неинтересно. Где, как говорится, никому неинтересно, мне захотелось сделать так, чтобы это было кому-то интересно. Прошло уже 2.5 года, мы колесим по России и по всему миру. Как видите, я не ошибся.

Она: Какие фильмы ты уже успел пропустить через призму своего таланта?

А.Трофим: Вы говорите про немое кино?

Она: С какими фильмами ты уже успел поработать?

Он: Интереснее, конечно, услышать про немое кино.

Она: С чего ты начал?

А.Трофим: На сегодняшний день в репертуаре 39 фильмов.

Он: Есть любимое кино? Какой жанр фильмов преобладает?

Она: Фильмы ужасов есть?

А.Трофим: Есть фильмы ужасов. Есть полу-фильмы ужасов.

Она: Мне очень нравятся немецкие фильмы ужасов начала 20-ого века.

А.Трофим: Доктор Калигари. Сейчас идет работа над Носферату. Любимый фильм из созданных – это, конечно, фильм Рене Клера «Антракт». Это такая эйфория, такое движение, что все подпрыгивают.

Он: Это про желудки и кишки?

А.Трофим: Нет. Рене Клер, Марсель Дюшан имели к нему прямое отношение. Это 1924 год. Это 20-тиминутный скандальный фильм во Франции. Для меня это олицетворение скорости. Это самый быстрый, динамичный, сатиричный фильм эпохи немого кино. Он бесконечно интересный. Это как Чаплин, только в авангардном ракурсе. Его можно смотреть бесконечно, что-то искать и находить. Это великое немое кино.

Он: В чем особенность создания музыки для немого кино? В каком стиле ты пишешь музыку?

А.Трофим: Так как я полистилист, мне в этом смысле проще. Я в 6 лет ощутил волны Жана Мишеля Жарра на старых папиных бобинах. Я понял, что это не Сандра и не Яблоки на снегу, это даже не Виктор Цой. Это другое мышление, другой мир. Я соединил академическую классику, популярную музыку, рок и электронную музыку. С юного возраста я слушал, впитывал и развивался как композитор в абсолютно разных направлениях. Музыку можно разделить на 2 эшелона: академическая (фортепиано) – это не эксперименты; гора синтезаторов, непонятная музыка и какие-то провода.

Он: То есть, немое кино ты озвучиваешь не только чистым пианино, но и электронщиной?

А.Трофим: Да, конечно. Как иначе звучит Фрица Ланга «Метрополис»? Симфонический оркестр, наверное, справится, а вот для квартета или фортепиано это фантастика.

Он: Фортепианная музыка, озвученная тобой во время показа какого-то фильма, не совсем классическая?

А.Трофим: Слово «классическая» применимо к мертвым людям. Хотя, есть живые классики. Ее проще называть академической музыкой.

Он: Пусть будет так.

Она: Ты синтезируешь эти 2 направления своей деятельности?

Он: Я хотел спросить об экспрессионизме? или ты импрессионист?

А.Трофим: Я разделяю интересы экспрессионизма, импрессионизма, авангарда, минимализма. Все направления после 19-ого века вплоть до синтеза. Я родился в 20 веке, его представляю, им и владею. Всё, что ты перечислил, есть в моей музыке в зависимости от кино. Для разных кино я подбираю разные направления и по-разному мыслю. Если это Чаплин, то это ранний сложный джаз, импрессионизм, легкий минимализм и киномузыка.

Он: Ты пересмотрел огромное количество фильмов 20-х годов. Что ты можешь сказать об этой эпохе и о мышлении людей тех лет? Именно о киношной стороне твоей деятельности.

А.Трофим: Сразу я не могу сказать о них. Тогда вторая волна авангарда захлестнула весь мир, она оставила огромный отпечаток на всех. В это время все экспериментировали, искали и находили абсолютно новые ракурсы реальности, создавали новые миры. Тогда происходило сильное движение в кино. В эту эпоху появились самые сильные фильмы и у русских людей, и в США, и в других странах.

Она: Русские, ранние советские фильмы ты озвучивал?

А.Трофим: Для меня это Бауэр, потому что его фильмы не лишены наивности и простоты. Там нет настоящей глубины кино. Тогда было другое время. Буквально через 5-7 лет она появилась. Это всё зависит от кино. Лично мое мнение, что в 25-26 годах сила в кино приобрела возможность проникать глубоко. Все понимают, что люди учились и только после 20-х годов они пришли к сильному кино, когда можно было сказать, что это не развлечение, а высокое академическое искусство. Это был уже последний уровень, более высокая ступень.

Он: Русское немое кино можно сравнить с немецким или французским?

А.Трофим: Смотря о чем мы говорим. Если мы говорим об авангарде, то говорить сложно. В российской музыке авангард шагал широкими шагами. Это Михайлов и Маяковский. В разных областях многие экспериментировали, а в кино не так.

Он: Арсений, не было ли у тебя мысли, как, например, у Чаплина, который решил отказаться от звука и сам создал саундтрек, снять кино к своим музыкальным exercise?

А.Трофим: Вы сейчас закончили тему немого кино? Просто есть музыка, а к нему создать кино?

Он: Мы сейчас плаваем.

А.Трофим: Вы попали в точку. Есть такая интересная идея, скорее, концепция, которая называется «музыкой к несуществующему кино». Я встречал такие европейские и американские команды еще в 90-х годах. Несколько разных, я даже не помню их названия. Они писали музыку к несуществующему кино, писали аннотации, сюжеты. Это было мне интересно. Эта тема несложная: ты пишешь музыку и видишь её целыми образами, историями, ты записываешь эти истории, и ты думаешь снять кино. Получается, что музыка первична, а фильм вторичен. Создавать кино пока не было мыслей.

Она: Наверное, мы можем послушать что-нибудь.

Он: Да, можем.

А.Трофим: Наверное, что-нибудь академическое, потому что мы говорили про Чаплина, классику, меньше про электронную музыку.

Она: Необязательно музыку для несуществующего кино, но у нас есть супермегауникальный шанс послушать музыку к кино, которое еще не сняли.

Он: Арсений, нас очень интересовал вопрос «Что ты куришь?»

А.Трофим: Очень часто люди задают такие вопросы. Точнее, они не задают вопрос, они поступают хитрее. Им кажется, что, если я у них в друзьях ВКонтакте, то они всё видят, то они великое око. Они пишут в анонимных мнениях: «Как жалко, что всё Ваше прекрасное и красивое искусство пропитано наркотиками» и так далее. Я очень долго смеялся, потом написал заметку «Арсений Трофим и наркотики», где довольно сатиричным и грубым тоном рассказываю о всяких крашеных девчонках и их подругах, которые, может быть, сталкивались с какими-то психоделическими препаратами. Им кажется, что, если я нестандартно мыслю, описываю всё метафорично сложно, то это похоже на наркотический бред в музыке, аннотациях. Авангарда в моем искусстве не очень много: около 99% (шутка, конечно). Они считают, что обязательно надо что-то курить. Основное количество всех идей пришло в реальном времени, а не в каком-то измененном.

Она: Вообще Арсений спортом занимается.

Он: Главное емко ответить, чтобы всё было понятно.

А.Трофим: Арсений Трофим не курит во время написания музыки и не ходит накуренным на концерты, потому что основная масса людей трезво на всё смотрит. Я всегда хотел быть на одной волне с людьми. Творчество – твое открытое подсознание. У него есть различные замашки. Оно умеет впадать в любое состояние, не надо принимать что-то для того, чтобы создать что-то странное и оригинальное.

Он: Совершенно верно, Арсений. Мы начали говорить о том, что ты писал какие-то сценарные задумки. Твоя литературная деятельность пылает.

А.Трофим: Да, она пылает и горит. 14 издателей за всю мою литературную карьеру предлагали издаться.

Он: Но ты не издался.

А.Трофим: Да, не издался. Просто я ощущаю, что литература – огромный интересный мир. Пишу я с 12 лет. Моя подруга, в отличие от подруг многих мужчин – пишущая машинка. Именно с ней я приобрел свой сексуальный опыт.

Она: Лишился девственности?

А.Трофим: Да. Если я сейчас пойду по пути писателя, то я могу глубоко уйти, и я решил сделать серьезную карьеру музыканта. Сейчас мы вышли на международный уровень: гастроли перешли из российских городов в города других стран. Дайте накопить на тачку, черт возьми, и, может, займемся литературой! Я не сторонник одновременно заниматься несколькими большими делами. Это как одновременно открыть 2 ресторана! Попробуйте вначале найти нормального шеф-повара для своего первого ресторана, а потом открывайте второй.

Она: Я всё пытаюсь задать вопрос, но как-то не получается. Возвращаясь к теме кино, ты же озвучиваешь не только немое кино? Ты работаешь не только с этим материалом, правильно? Тебя интересуют не только период кино до 1931 года, но и последующие эпохи?

А.Трофим: Да, конечно. Я позиционирую себя как кинокомпозитора. Меня часто спрашивают: «А кто вы: композитор, пианист, тапер, пианист-тапер, тапер-композитор или кто?». Я говорю, что я кинокомпозитор. Я создаю музыку к кино. Говоря о современном кино, сейчас идет работа над 5-ым и 6-ым фильмом. Это короткометражные фильмы, они будут на фестивале «Начало» и фестивале Shortfilms. Это современный композиторский музыкальный язык. У меня есть несколько работ по анимации. Через некоторое время я наберусь опыта и смогу работать с полнометражными лентами. Я не говорю, что я спец по немому кино, а современное проходит мимо.

Она: Если говорить о современном кино, то что ты смотрел из последних новинок? Чем ты проникся? У нас такой интересный человек в гостях, нужно, чтобы он дал какие-то рекомендации нашим слушателям.

Он: Конечно. Такой запас просмотров классики. Хочется узнать, что нравится Арсению из ненемого кино.

А.Трофим: Вопрос про то, что я смотрел из последнего, не очень интересен. Мало ли что я смотрел из новинок. Что за свою жизнь я смотрел интересного – это важно. Это, конечно же, фильмы Жан Люка Годара, Феллини, Такеши Кетано, Терри Гиллиам - самый лучший режиссер лично для меня. Настолько он мне нравился, пока не стал снимать фильмы «Страна приливов», «Воображариум доктора Парнаса». «Двенадцать обезьян», «Король-рыбак», «Бразилия» – гениальнейшие фильмы, где и сатира, и авангард, и фантастика, и просто открытое мышление, и абсолютно уникальный язык. Это и есть составляющие гения, когда всё это становится похожим чуть-чуть, и ты говорить, какой он стал доступным и простым. Сложно уже называть человека гением, но хочется сказать, что повсюду гении, и у них хочется учиться.

Он: А к Монтипайтоновскому прошлому Гиллиама как относишься?

А.Трофим: Видно, насколько он молод, прекрасен. Читать его сквозь призму будущего интересно. Старые, добрые, мохнатые, бородатые фильмы на все времена.

Она: И смешные. Арсений, ты у нас уникальный и разносторонний человек. Я хотела спросить про твое электронное направления: техно, IDM.

А.Трофим: Человек маленького роста с большой головой, большими ушами, огромными глазами.

Она: Это чебурашка?

А.Трофим: Нет, это я в 6 лет.

Она: Ты начал слушать Prodigy?

А.Трофим: Prodigy я послушал в 11 лет. Жан Мишель Жарр.

Она: В 1999?

А.Трофим: Нет, в 1997. Поздновато, но это всё-таки Крайний север.

Она: Просто мы с Сашей хотели спросить, что ты делал в 1999?

А.Трофим: В 1999 мне было 13 лет. Это был период, когда я начал писать электронную музыку. Тогда появились первые доступные программы.

Она: То есть, ты на компе компилировал?

А.Трофим: Была Sony PlayStation, старая программа MTV Music Generator, появилось огромное количество возможностей.

Она: Да, в 90-х техника пришла к нам в дом.

А.Трофим: На самом деле, в моей жизни вначале появилась электронная музыка, а потом только женщины.

Она: Вначале у тебя появилась печатная машинка, потом электронная музыка и затем женщина?

А.Трофим: Да, видите, как мы складываем всё в ясную картину.

Он: А как же Лего? У тебя его не было?

А.Трофим: Я из Лего броневики лепил.

Он: Когда в твоей жизни было Лего?

А.Трофим: Лего было с 9 лет. Мама задумалась, здоров ли я, потому что до 15 я еще собирал вертолеты. На Крайнем Севере очень сложно было с женщинами.

Он: К чему пришли попытки компиляции? Чего ты достиг в электронной музыке?

А.Трофим: В электронной музыке достиг практически того же, что и в академической. Я научился разговаривать на языке музыке. Электронная музыка, в отличие от академической, которая граничит с количеством инструментов и исполнительским талантом, безгранична. Там есть свои технические моменты того, как это всё выровнять. Главное – это концепция, идея, гармония. В электронной музыке всё это есть. Конечно, ритмы. Я так же могу разговаривать с людьми, озвучивать целые выставки, экземплярно к каждой картине, писать музыку к кино. Внутри меня электронная музыка достигла того уровня, что я называю ее «музыкой», а потом говорю, что она значит, как взаимодействует с академической, есть ли смысл различать ее.

Она: Ты же соединяешь ее?

А.Трофим: Бывают синтезаторные гулы, видеоарты, фортепиано. Всё это синтезируется. Я очень любил жесткие ритмы. Раньше это был Drum’n’Base. Потом я понял, что каким бы он не казался интеллектуальным, он очень долбит по голове, и интеллекта, гармонии и красоты всё-таки там не так много. Потом я ушел в Техно: роботы, прямобитная музыка, Андрей Горохов, Ибица, студия 54, Экстэзи.

Он: Как это работает с кино?

А.Трофим: Техно никак не работает с кино.

Он: Электронная музыка ведь сопровождает некоторые фильмы? Ты говорил о фильме «Метрополис»?

А.Трофим: Это фантастика 27 года. Там же видно, что всё пахнет синтезаторами. Если бы у Фрица Ланга были огромные синтезаторы, он бы нанял синтезаторщиков, которые бы писали огромную электронную музыку. Огромную, потому что там были огромные бюджеты, огромные провалы, огромные интересы. Тогда была возможность писать только академическую музыку, и оркестровая музыка сохранилась до сих пор. Забыл этого композитора. В отличие от многих других фильмов, это был дорогой фильм, был нанят композитор, он писал музыку для оркестра. Тогда играл живой оркестр. Многие говорили: «Арсений, зачем ты пишешь музыку? К Метрополису уже создана музыка». Я сказал: «Ребята, там симфонический оркестр играет. Я не слышу там синтезатора, каких-то искаженных частот». Это всё интересно, но это одна из версий. Я имею право создать свою версию и имею полное право говорить, что это самодостаточная версия. Во всяком случае, есть интересные отзывы от людей, которые понимают, что фантастика – это фантастика и что фантастика – выход за пределы реального. Скрипка, валторна, гобой – очень реально, никак не похоже на что-то нереальное. А вот синтезатор, непонятный гул, искажения, блоки, фильтры, куча железа на сцене – это ближе к фантастическому. Не будем на себя тянуть одеяло. Это опять-таки одна из версий.

Она: В общем, сейчас технические возможности всячески помогают переосмыслить старое кино?

А.Трофим: Со словом «переосмыслить» я немного не согласен. Зачем что-то переосмыслять? Кино было создано режиссером, оно эталон, режиссер умер. Много статей и книг говорят, что он гениален. Режиссера нет, есть его кино. Мы не имеем право его переосмыслять. Музыкой мы всего лишь доносим смысл до современного слушателя.

Она: Сейчас кино воспринимается как нечто целостное с музыкой.

Он: Ты создаешь саундтрек, интерпретируешь чужой текст.

Она: Это твоя версия, твое видение, то есть, что-то свое ты привносишь.

А.Трофим: Конечно.

Она: Соответственно, зритель 20-х годов и сегодняшний я осмысляют по-разному. Вот и идет переосмысление.

А.Трофим: Я понял. В этом случае это так. Некоторые ошибочно понимают это слово по-другому. Например, берут шумомузыку, огромную кучу инструментов и говорят, что написали музыку к Метрополису за 4 дня. Ты смотришь 2 часа на это шумомузыку, слушаешь ее и понимаешь, что это какой-то бред. Они сказали, что они по-другому увидели «Метрополис». На самом деле, они дали по заднице Фрицу Лангу, сказали, что им пофиг, что он хотел сказать.

Она: Они больше выразили себя. Они использовали фильм как материал для того, чтобы выразить себя.

А.Трофим: Я против такого переосмысления. Переосмыслять режиссера не имеет смысла – это ошибка, дилетантизм. Ты не имеешь право на это. Это великий режиссер, достояние общественности. Переосмыслять восприятие зрителя, доносить до него современную точку зрения, зная, что он родился в эпоху медиа, можно.

Он: Всё искусствоведение построено на переосмыслении классики. Литературоведение построено на переосмыслении чужих текстов. Это классические тексты. По сути, ведь так?

А.Трофим: Так. Вы поняли, о чем мы сейчас вели речь?

Он: Ты говоришь, что есть классический фильм, классический режиссер и что его не надо переосмыслять, он уже сделал произведение.

А.Трофим: Его просто нужно понять на какой-то своей волне.

Он: Каждый же понимает на своей волне.

А.Трофим: Слово «переосмыслить» слишком многозначительное. Я скажу так: переосмысляйте сколько угодно, главное, быть ближе к режиссеру, пытайтесь понять режиссера.

Он: Арсений своевременно топит фрейдизм.

Она: Философствовать на тему всяческих интерпретаций можно бесконечно.

Он: Перейдем к другой теме. Кто твой любимый кинокомпозитор? Есть ли музыканты, на которых ты ориентировался?

А.Трофим: Величайший классик японской музыки.

Она: К каким фильмам он написал музыку?

А.Трофим: Понятия не имею.

Она: Ты слушал отдельные саундтреки?

А.Трофим: Да, я голодными глазами смотрел на его саундтреки

Она: Фильм, который ты смотрел и в котором тебе понравился саундтрек. Такие есть? Ты прямо запомнил его, скачал и слушаешь отдельно от фильма.

А.Трофим: Если бы я был Мариной Кефировой, которой бы исполнилось 21 год, я бы сказал Амели, Ян Тьерсен.

Она: Очень очевидная вещь.

А.Трофим: Мне нравится Шнитке. Шнитке – гениальный композитор, который прожил огромное количество дней на белом свете и созерцал Советский Союз, чувствовал давление, при этом создавал гениальную музыку к фильмам и мультфильмам.

Он: Музыку к мультфильму «Капитошка» он написал?

А.Трофим: У меня было много мультфильмов, его сборников.

Она: А тебе нравится Брегович? Мне нравится.

А.Трофим: Кто это?

Она: Это композитор, который писал музыку ко всем фильмам Кустурицы. Это сербский чудесный композитор с этническими джазовыми мотивами.

А.Трофим: Он приезжал в Петербург полтора года назад.

Она: Он постоянно приезжает в Петербург.

А.Трофим: Очень интересная музыка. Я иногда музыку помню, а имена и фамилии композиторов нет. Я теряюсь в списке этих гениальных людей. Слишком много информации вокруг.

Он: Ты, Арсений, не теряешься в этом списке гениальных людей.

Она: Мы желаем тебе не теряться в этом списке.

А.Трофим: Главное, попасть в этот список.

Он: Я предлагаю послушать что-то из современной музыки.

А.Трофим: Давайте послушаем ambient, он более доступный. Этот трек «ambient для двоих» - концертная версия. Если к кино, то это саундтрек к величайшему режиссеру и фильму «Студия».

Он: Арсений, я был в восторге от фильма «Руки Орлака».

А.Трофим: Это была премьера Фонде Шемякина.

Он: Я поймал себя на мысли о том, что через музыку образы дошли до меня, фильм говорил твоей музыкой. Музыка была очень импрессионистической. Я не всегда ловил ритмику, но, не смотря на это, она добивала.

А.Трофим: Что значит ритмика? Может, мы живем в поколение Техно, но это кино создавалось, когда никакого техно не существовало. Это что-то абсолютно аритмичное, плавное, сбивчивое. Это вытекает из самого кино. Какое кино, такая и музыка!

Она: Ты исходишь непосредственно из видеоряда и стараешься не добавлять ничего извне? Ты ориентируешься только на фильм и смену кадров?

А.Трофим: Да. Существует такой таперский сценарий: ты смотришь кино, разделяешь его на сцены, на кадры, прописываешь мотивы, сцены, движения, образы. Потом ты коллажируешь режиссерский сценарий и композиционный. Каждая сцена в тапёрском сценарии соответствует музыкальному сценарию. В современном кино всё точно так же: композитор отталкивается от созданного видеоряда.

Он: Арсений, мы хотим узнать, где тебя можно услышать в ближайшее время?

Она: Например, в Петербурге?

А.Трофим: Найдите мне крупного организатора, и я приеду к вам в город (смеется). Мы достигли международного уровня после крупных концертов в Минске на государственном уровне (без Министерства культуры они бы нас не представляли как международный проект). Был проект в Одессе, был фестиваль немого кино. Россия есть, была и будет, нам нужно покорять новые страны. Интересные кинокритики сразу сказали нам об этом. Я понимаю, что сегодня мы можем играть в любой точке мира, потому что это безупречно. Это немного варьируется в зависимости от публики. Мы собираемся в Южную Корею.

Она: В Южной Корее, я думаю, нас слушают.

А.Трофим: Собираемся во Францию и Италию. Я думаю, что до конца 2010 года я смогу поделиться информацией о том, как нас приняли другие люди из других стран. В Петербурге есть интересное место Fish Fabrique. Мы хотим с ребятами сделать серию концертов при поддержке «Иное кино» наиболее фантастических и авангардных фильмов. Чаплина и других мы и так всё лето играли. Хватит уже смеяться, давайте погрузимся во что-то другое. В августе будет 2-4 концерта. Эту информацию легко узнать на всех заборах города.

Она: Ищем ВКонтакте Арсения Трофима.

А.Трофим: Было не меньше десятка людей, которые знакомились со мной, говоря, что где-то слышали мое имя, набирали ВКонтакте и сразу находили меня и добавлялись.

Он: Спасибо Контакту.

Она: Я думаю, мы должны закончить каким-нибудь сногсшибательным треком.

А.Трофим: Я думаю, это будет легендарный трек, который поют новоорлеанские бомжи, не достигшие половой зрелости. Это фортепианная музыка. Я думаю, это будет хорошим завершением. Академическая музыка фортепиано бесконечно интересна.

Он: Большое спасибо, Арсений Трофим за конструктивный полилог. Ищем его Вконтакте, на Афишах.

Она: и на заборах.

Он: Привыкаем к тому, что музыка должна быть красивой.

А.Трофим: До свидания, ребята.